working class hero
Сегодня едем с родителями из кино и отец поехал вдоль набережной, как будто специально. И как будто специально заиграл большой вальс из "Анюты", и, совсем не специально, я расплакалась, глядя в окно.
Днем медленно брела на встречу с Китом через самый-самый любимый исторический центр. Учтиво кивнула художественному музею (очень серьезное заведение, знаете ли, фотографировать в нем нельзя, вот так, в ГМИИ можно, а в самарском нельзя!), улыбнулась мозаике с летчиком на Некрасовской и случайно спугнула очень пушистую самарскую кошку. Очень долго стояла на площади Куйбышева, лицом к театру. Не знаю, можно ли влюбиться в здание. Не знаю, прилично ли это вообще мне, будущему знатоку искусства, быть бесконечно влюбленной в типовое здание сталинской неоклассики. Но я так люблю. Люблю все. Неприлично огромную площадь - самая большая в Европе, ах, самарчане, как же мы любим покрасоваться; люблю колонны, люблю статую рабочего с книгой и некой советской Венеры, и серый камень, и широкие ступени, и вывеску "85 театральный сезон".
И если бы можно было обнять здание, я бы его непременно обняла. Со всеми его отчаянно фальшивящими трубачами, падающими балеринами и хамоватыми билетершами. С вычурной позолотой, красным плюшем, мраморными лестницами и мягкими дорожками. Я была бы такой огромной - совсем как театр сейчас, а он был бы таким крошечным - совсем как я сейчас.
Потом долго сидела под ногами у самого чугунного Куйбышева, обдуваемая всеми ветрами и пыталась читать, но какое же тут чтение, когда знаешь, что за тобой - театр, перед тобой площадь, а если посмотреть вдаль - Волга. И Кит как назло все не приезжал и не приезжал. А как приехал - пошли танцевать странные танцы на пороге Филармонии, где на фасаде, представьте себе, пегасы, а балконы в концертном зале похожи на ракушки.
Боже мой, как я не хочу в Москву.
Боже мой, заберите меня в Москву поскорее.
Днем медленно брела на встречу с Китом через самый-самый любимый исторический центр. Учтиво кивнула художественному музею (очень серьезное заведение, знаете ли, фотографировать в нем нельзя, вот так, в ГМИИ можно, а в самарском нельзя!), улыбнулась мозаике с летчиком на Некрасовской и случайно спугнула очень пушистую самарскую кошку. Очень долго стояла на площади Куйбышева, лицом к театру. Не знаю, можно ли влюбиться в здание. Не знаю, прилично ли это вообще мне, будущему знатоку искусства, быть бесконечно влюбленной в типовое здание сталинской неоклассики. Но я так люблю. Люблю все. Неприлично огромную площадь - самая большая в Европе, ах, самарчане, как же мы любим покрасоваться; люблю колонны, люблю статую рабочего с книгой и некой советской Венеры, и серый камень, и широкие ступени, и вывеску "85 театральный сезон".
И если бы можно было обнять здание, я бы его непременно обняла. Со всеми его отчаянно фальшивящими трубачами, падающими балеринами и хамоватыми билетершами. С вычурной позолотой, красным плюшем, мраморными лестницами и мягкими дорожками. Я была бы такой огромной - совсем как театр сейчас, а он был бы таким крошечным - совсем как я сейчас.
Потом долго сидела под ногами у самого чугунного Куйбышева, обдуваемая всеми ветрами и пыталась читать, но какое же тут чтение, когда знаешь, что за тобой - театр, перед тобой площадь, а если посмотреть вдаль - Волга. И Кит как назло все не приезжал и не приезжал. А как приехал - пошли танцевать странные танцы на пороге Филармонии, где на фасаде, представьте себе, пегасы, а балконы в концертном зале похожи на ракушки.
Боже мой, как я не хочу в Москву.
Боже мой, заберите меня в Москву поскорее.
буду только рада :3