Ах, как бы мне ветром северным, сильным, по миру рассеянным, быть. Волновать пшеничные колоссы, теребить и обнимать чужие волосы.
Ах, как бы мне парусом алым, свободным парусом, одиноким, плыть. Рассекать волны большие да сильные, синие, красивые. Не сворачивать, не ломаться, всегда в гавани родные твои возвращаться.
Ах, как бы мне белым лебедем, прекрасным да трепетным, в волшебном саду жить. Изгибать свою длинную шею, восхищенные взгляды ловить. Приходи, приходи, человек, в этот сад глупую лебедь кормить. Приходи, бросай весь свой хлеб, перья гладь, думай, что у птицы чувств нет.
Ах, как бы мне любимой, высокой да красивой, стать. Мне бы не идти по Москве – лететь, не говорить, а сладко петь.
Голову бы гордо поднятой носила, читалась в осанке моей бы стать, а в твоей спине – сила. Ах, как я бы тебя любила – любила б невыносимо.
Никто б не смеялся – куда тебе, мол, за красивым, сиди спокойно, книжки сложи на подоконник, учись; не смотрели бы свысока, не говорили бы снисходительно: «ой, да найдешь еще себе дурака». А мне дурака-то и не надо.
А мне бы хватило одного светлого взгляда, но только, чтобы он навсегда. Чтобы вспять побежала вода, чтоб не тревожили ни потоп, ни град, ни голод, ни холода. Чтобы семь лет казались как день один. Чтобы в час самый трудный знать, что ты любим, любим…
… А всем, кто верит в меня, Господи Боже, подари исполненье надежды.
А если кто любит меня, Господи Боже, адресуй ему всю мою нежность.
Ах, как бы мне парусом алым, свободным парусом, одиноким, плыть. Рассекать волны большие да сильные, синие, красивые. Не сворачивать, не ломаться, всегда в гавани родные твои возвращаться.
Ах, как бы мне белым лебедем, прекрасным да трепетным, в волшебном саду жить. Изгибать свою длинную шею, восхищенные взгляды ловить. Приходи, приходи, человек, в этот сад глупую лебедь кормить. Приходи, бросай весь свой хлеб, перья гладь, думай, что у птицы чувств нет.
Ах, как бы мне любимой, высокой да красивой, стать. Мне бы не идти по Москве – лететь, не говорить, а сладко петь.
Голову бы гордо поднятой носила, читалась в осанке моей бы стать, а в твоей спине – сила. Ах, как я бы тебя любила – любила б невыносимо.
Никто б не смеялся – куда тебе, мол, за красивым, сиди спокойно, книжки сложи на подоконник, учись; не смотрели бы свысока, не говорили бы снисходительно: «ой, да найдешь еще себе дурака». А мне дурака-то и не надо.
А мне бы хватило одного светлого взгляда, но только, чтобы он навсегда. Чтобы вспять побежала вода, чтоб не тревожили ни потоп, ни град, ни голод, ни холода. Чтобы семь лет казались как день один. Чтобы в час самый трудный знать, что ты любим, любим…
… А всем, кто верит в меня, Господи Боже, подари исполненье надежды.
А если кто любит меня, Господи Боже, адресуй ему всю мою нежность.